“Мы должны представлять, что эти проекты делаем для себя” – Игорь Гончар о студии медицинского проектирования SEMRÉN & MÅNSSON

Развитие компетенций и опыта российского офиса Semrén & Månsson в области медицинского проектирования получило логичное продолжение – в начале 2021 года в компании появилась профильная студия. Команду высокопрофессиональных архитекторов и инженеров, которые в коллаборации со шведскими коллегами работают над проектированием медицинских объектов, возглавил Игорь Гончар.

Прежде он занимал руководящие должности в Комитете по здравоохранению Санкт-Петербурга, глубоко знаком со спецификой медицинской сферы с административной, инженерной и врачебной стороны. О его видении нужд и потребностей современных медицинских объектов, о роли архитекторов, о необходимости концепции проекта, о миссии и философии работы с социальными объектами – в новом интервью.

Может быть так исторически сложилось, а может такая судьба, я из семьи врачей. Моя мама заслуженный врач Российской Федерации, педиатр, профессор, преподает в двух ВУЗах. Отец на протяжении нескольких лет возглавлял большой медицинский военный объект. Поэтому, вольно или невольно, всю свою жизнь я провел в больницах, начиная с самого юного возраста. Так что сколько в своей жизни я не пытался уйти от медицинских объектов, а они никак от меня не отходят и не уходят. Я многое в городе знаю, мне на этом направлении очень комфортно.

Игорь, за время работы в Комитете по здравоохранению, в поездках и на конференциях, вы лично знакомились со многими мировыми стандартами, обменивались опытом с коллегами из Финляндии, Швеции, других стран. Что вас впечатлило, какой опыт захотелось внедрить?

Надо сразу оговориться, что есть огромная разница к подходу к проектированию в России и к проектированию за рубежом. У нас нет нормативов, которые бы разделяли стадии на предпроектную и проектную. Выделяли бы финансирование на концепцию, определяли бы её стоимость. Ведь, если мы говорим о России, то создание медицинской инфраструктуры, проектирование и строительство, её дальнейшая жизнь на 90% финансируется государством, что накладывает серьезные ограничения в части, связанной с реализацией бюджетных средств.

Кроме того, это разделение на стадию проекта и рабочей документации, не дает возможности ни проектировщикам, ни заказчикам – конечным пользователям, достаточно глубоко понять друг друга на уровне задачи и цели, прежде чем создавать чертежи проекта.

Я имел ошеломляющий опыт. В 2013 году, в составе правительственной делегации Санкт-Петербурга, я посетил Каролинский университетский госпиталь в Швеции. Это не просто клиника, ещё и университетский кампус, лаборатории, – целый город, соединенный технологическими связями. Была произведена его масштабнейшая реновация, часть корпусов осталась, часть появилась новых. Нам рассказали, что состав рабочей команды, которая вынашивала задание на проектирование, если сказать просто, а, по сути, это была глубокая технологическая и идеологическая задача, которая выразилась в дальнейшем в задачу для проектировщиков, так вот, состав команды был 1,5 тысячи человек!  Это специалисты в различных областях, которые 2,5 года ездили по всему миру, изучали лучшие приёмы в том или ином направлении. Затем следовало долгое обсуждение изученного, и лишь после было начато проектирование.

Этот процесс подготовки к проектированию – разработки концепции – показал, насколько он ценен для будущего объекта, что по своей продолжительности, по своей применимости к нашим, российским реалиями, должен быть не менее длительным, а то и более.

В этот же период времени в Санкт-Петербурге мы, как администраторы здравоохранения, были озадачены тем, что наши городские стационары скорой помощи, так называемые тысячники, которые работают 365 дней в году по 24 часа, выполненные в прошлом столетии по типовым проектам, не приспособлены для современных задач.

После увиденного в Каролинском, мы собрали научно-технический совет, назовем это так, в который вошли главные врачи этих больниц, ведущие специалисты по различным направлениям медицины, с ними мы ездили смотреть опыт в других городах. И затем предлагаемые архитекторами проектные решения разделили на стадии концепции и проекта. Для Semrén & Månsson – это классика, а для любой другой российской организации в тот момент это был нонсенс.

На стадию концепции отпустили времени значительно больше, чем на проектную документацию. Это позволило нивелировать ошибки, насколько это возможно, потому как не только сама больница смотрела предлагаемые проектировщиками архитектурные решения, а смотрели в том числе и руководители других больниц, что предлагается их коллегам. Смотрели, какие ошибки возможны, или какие успешные решения предложены проектировщиками. Нам удалось создать симбиоз, работала не одна проектная компания. И представляли они материалы нам, как конечным пользователям. Соответственно, все лучшее, что мы видели, в итоге предлагали применить. Результат, по моему мнению, достаточно успешный для нашего города, потому что на сегодняшний день два из 4-х объектов находятся в активной стадии строительства. Это блок экстренной неотложной помощи НИИ скорой помощи И.И. Джанелидзе и здание центра хирургии врожденных пороков развития и восстановительного лечения Детской городской больницы №1.

Я уверен, что эти проекты пойдут в жизнь, и поставленная задача будет решена. Тогда люди, которые окажутся в карете скорой помощи, будут говорить: «Отвезите меня, пожалуйста, в приемный покой НИИ скорой помощи». Потому что будут знать, что там ждут комфортные условия, что, условно говоря, с небольшим увечьем, тебя не положат рядом с человеком, истекающим кровью. А для человека, истекающего кровью, будет технологическая возможность быстрой помощи, и он не останется лежать в коридоре.

Сейчас, в Semrén & Månsson, на чем вы планируете делать основной акцент при работе с медицинскими проектами?

Мы делаем акцент на разработке концепции как таковой. Мы должны максимально проникнуться философией каждого объекта, максимально глубоко понять, как будет оказываться помощь, какую задачу мы решаем, какие технические особенности необходимы. Мы должны закладывать гибкие решения, которые во времени безболезненно трансформируются. Потому что медицинские технологии развиваются стремительно, и внедрение нового оборудования не должно требовать перестройки больницы. Мы должны помнить, что то, что мы создаем, в следующий раз претерпит глобальные изменения лет через 40-50 в лучшем случае, а может и через 100. Цикл жизни медицинского учреждения в России в среднем 70-80 лет до того момента пока оно не переедет в новые стены, либо не претерпит глубочайшую реконструкцию.

Сегодня такая работа происходит в проекте инфекционной больницы, которую мы проектируем в Санкт-Петербурге. Мы общаемся и с главным врачом, и с начмедом, и более того, мы отдельно общаемся с руководителями того или иного отделения, будь то лабораторная служба, будь то хирургия, педиатрическое отделение и т.д. Они сами охотно участвуют в этих дебатах, мы вместе принимаем решения, как же удобнее и правильнее для них сделать с учетом нормативов. Мы здесь, чтобы обеспечить действующие нормативы, мы здесь для того, чтобы решения были максимально современными и эффективными, а их задача, работая с нами, показать нам те приемы оказания медицинской помощи, и те технологические цепочки, которые лучше них не знает никто. Потому что помощь оказывают они.

Эта больница – огромный амбициозный проект, челлендж, в котором нашей компании повезло поучаствовать, потому что это будет одна из крупнейших инфекционных больниц, родившаяся после пандемии. И я уверен, что она станет образцом не только для России, но и специалисты из Европы будут заинтересованы приехать и увидеть её реализацию.

Как пригождается опыт шведских коллег? 

Это как раз таки опыт глубокой проработки концепции и с точки зрения конструктива, и с точки зрения инженерных решений, большой предварительной работы. Мы, как архитекторы, должны почувствовать себя пациентами, почувствовать себя врачами в этом учреждении, если мы поймем, как это живет, как дышит этот организм, тогда мы зададим ему те правильные архитектурные формы, те правильные инженерные решения, которые позволят этому организму быть здоровым длительное-длительное время.

Сегодня мы этот опыт продвигаем везде и декларируем как необходимый, во всех регионах, на всех уровнях.

Ещё одной важной задачей для нас является создание среды, которая не вызывает ощущения больницы, проблемы и боли, напротив, она максимально настроена на то, чтобы сделать пребывание комфортным, неотягощенным. Например, по данным исследования, проведенного в Швеции, в палатах округлой формы, где присутствует большое количество элементов отделки из натуральных материалов, дерево и прочее, пациенты выздоравливают в среднем на 10-15% быстрее. Поэтому в наши проекты мы стараемся привнести пространства с обилием дневного света, зеленые дворы, неординарные формы, которые отвлекают от мыслей о боли.

Ведь когда мы говорим о социальных объектах, о медицинских объектах, это объекты, которые в первую очередь должны отвечать высочайшим стандартам гуманизма. И наше отношение к ним должно быть таким. Это не автозаправочная станция, не линейный объект, и да простят меня мои коллеги, не жилье. Каждый раз я думаю о том, что мы должны представлять, что эти проекты мы делаем для себя. Мы должны спрашивать себя, готовы ли мы там оказаться. Потому что жилье мы вправе себе выбрать, а лечебное учреждение – это то, что человеку достается, выбора у него нет.

Мы должны понимать, что нам очень повезло. Повезло быть сопричастными, иметь желание и компетенции в этом направлении развиваться.

И мы, как Semrén & Månsson, как шведская компания, не должны как улитка прятаться и говорить, что «у нас в России это невозможно». Много света, много комфорта – так выглядит медицинский объект в Швеции. И мы должны быть новаторами, должны привнести это в российские проекты.